Оказались, как раки на мели. Хорошо – танкисты подоспели, хотя, везение тут убогое, конечно.
— Рубеж обороны вам обозначен? — прошелестел раненый.
— Никак нет! — озадаченно ответил лейтенант, который тщательно припомнил весь короткий, по-спартански лапидарный приказ. Тут Еськов немного запоздало подумал, что собственно пер наобум святых, как мама говорила. Ну, в общем, рассчитывал доехать до соприкосновения с противником и там встретить огнем и гусеницами.
А Николаев напряженно, пожалуй даже – судорожно – думал. Как человек рассудительный и привыкший перед каждым серьезным делом тщательно продумать все, что может улучшить результат и облегчить работу, он старался вспомнить, что могло помочь сейчас. Темный хаотичный ужас наползал на сознание, мешал сосредоточиться. Дышать было тяжело, сильно болели раны, отдаваясь острыми всплесками при любом неловком движении, что из-за необходимости дышать получалось все время, хоть и пытался простреленный человек приноровиться. Получалось неважно. Но думать было нужно, именно – думать. И желательно по делу и без паники.
Свои жиденькие силы – вот, перед глазами. Что у противника? Если немцы попрутся по этой самой дорожке, что у них будет? Николаев напрягся, сводя в единый вывод все, что успел увидеть за прошедшее на фронте время и все, что слышал от других. Капитан держал свои уши открытыми, считая, что любые сведения могут быть полезны.
Сейчас надо было быстро сформулировать – с кем, скорее всего, придется встретиться? Тогда будут понятны сильные стороны врага. И слабые – тоже. Что важно? Что самое главное из того, что узнал за последнее время?
— Лейтенант, какие силы противника предполагаете встретить? — охая про себя от дернувшей ребра боли, выговорил капитан.
Мальчишка в комбинезоне явно сумел забороть желание почесать затылок, даже рукой дернул, потом ответил:
— Так известно, тащ капитан. Сначала мотоциклисты их чертовы выскочат, мы их почикаем. Потом танки врежут.
— Сколько рассчитываете держать позицию?
— Продержимся сколько сможем. Лучше бы, конечно, после каждой стычки чуточку назад отходить, а то эти сволочи авиацию вызывают и снарядами молотят, но у меня Т-26, они даже по шоссе выше 30 километров не дадут, да и то вряд ли. Старые уже – критично заметил танкист.
— А, да, мотоциклисты… У вас есть технически грамотный, инициативный человек?
— Мы все – танкисты – горделиво надул грудь лейтенант.
— Это я вижу. Нужен человек, чтобы с минами разобраться мог. И согласился рискнуть – пояснил торопливо раненый. Что-то стало брезжить в беспросветной черноте будущего, какое-то светлое пятно. Только бы ухватить. Точно, боле-менее картинка типового немецкого наступления по дороге сейчас складывалась… Еще этот майор жаловался позавчера, как у фрицев все продумано! Сначала авиация разведывает, дальше по рекомендованному штабом маршруту, имея даже фотографии авиасъемки прет авангард. Впереди наглые, бесстрашные мотоциклисты, вездесущие, пролезающие в любую щелку, ставшие проклятьем для отступавших советских частей, потом головная походная застава – обычно несколько танков, взвод вроде. Ну, машин пять – не больше. Как говорил майор – легкие танки чаще. Что посолиднее и потяжелее – дальше едет, подтягивается на помощь ГПЗ, если той справиться не удалось.
Что-то было плохое в ГПЗ этой, особо опасное, что? Отметил же про себя, отдельно. Ну же! Саперы! Вот! Гробообразный БТР – и внутри саперы. Коллеги, в рот им веник! Если напарывается застава на сопротивление и не может продавить с ходу, тогда подтягиваются остальные силы. И эти чертовы саперы и мины снимают и заграждения дырявят прямо под огнем, расчищая дорожку для брони. А если надо – так и как пехота сопровождают танки этой заставы. Все паршиво по-прежнему, но уже легче – условия задачи все-таки вытанцовываются!
— Понял. Есть такой! Махров, подойдите сюда! — крикнул лейтенант и от стоявшего в хвосте маленькой колонны бтшки не торопясь зашагал долговязый танкист.
Подошедший чернявый, длинноносый старшина имел вид, словно всем тут делает неслыханное одолжение одним своим присутствием. Даже в затуманенном своем состоянии Николаев заметил, что этот мужчина знает себе цену, может даже и завышая ее, при этом высокомерным видом чуточку напоминает виденного до войны верблюда.
Подошедший разглядел капитанские шпалы и шеврон на рукаве, тут же элегантно и с шиком давно служащего в армии человека, козырнул и четко представился:
— Товарищ капитан, старшина Махров по вашему приказанию прибыл!
Своего лейтенанта он проигнорировал. Ясно было, что в маленьком коллективе имеются явные противоречия.
Секунду капитан прикидывал, стоит приказать через голову лейтенанта напрямую, или не ввязываться и не усугублять противоречия между танкистами. Потом военный в его душе дал пинка штатскому, так что у того аж шляпа и калоши слетели, и капитан тихо, но четко сказал со всем возможным значением:
— Я – капитан Николаев, командир саперной роты. Принимаю командование на себя. Поступаете в мое распоряжение. Задача – задержать противника до темного времени суток.
Танкисты переглянулись, оба ответили: "Есть!"
Как ни хреново было капитану, а показалось, что у мальчишки промелькнула на лице обида, а у старшины – определенно одновременно – радость.
— Товарищ Махров, выдвигаетесь вперед по дороге до подбитой полуторки справа в кювете. От нас километра два – полтора, не более. Это моя полуторка. В кузове танковые мины и ящичек со взрывателями. Все это быстро доставите сюда. Выполняйте! Старшина картинно козырнул, безукоризненно повернулся через левое плечо и куда быстрее припустил к своему танку.